Здравжелаемтоварищиартисты

«75-й театральный сезон!» Это Шевчук и ДДТ. «Эй, Петроград, Петербург, Петроградище!» и далее «Виновата она – весна!» У нас тоже театральный сезон. 76-й. И у нас осень. И мы совсем не похожи на Петербург. Ну, хотя бы потому что в нашем Национальном (со вчерашнего дня) театре зрителя первым делом встречает не вешалка, а охранник. Классический. Периода 2000-х. Со свирепым и недоверчивым выражением лица. В камуфляже. Черт его знает, с какой фигней в кармане. Может и с пистолетом. Может и застрелит.

Все театралы знают, оружие в театре просто так не болтается, однажды оно обязательно выстрелит. Таковы законы драматургии. Охранников двое. Один – русский дядька покрупнее, побрутальнее – главный, вероятно. Шпендик поменьше весом – тувинец. Может быть, чтобы сортировать зрителей по национальности и по весовой категории? Чтобы удобнее было валить на пол и выворачивать руки: «Где билет?!!! Так твою мать! Доставай к ебене фене быстрее!»

Но русские у нас почти не ходят в театр. Репертуар весь на тувинском. Грохочущий пафос, Псевдоисторические мистерии, с обязательным набором типажей: коварный шаман, богатый вождь, бедный влюбленный и его подружка – несчастная красавица. Все вокруг очень героические и все время громовыми голосами почти кричат о любви к родине, о своей смелости и хотят кого-то там наказать или победить. В общем, довольно примитивная мысль «мы такие крутые тувинцы» растягивается на два часа с неподдельной яростью почему-то. Конечно, русские не ходят на эти псевдопатриотические зрелища. Но не ходят они почему-то даже на Ефима Шифрина. Он бывает раз в два года, и я на прекрасном концерте весной видела только четверть зала. Когда приезжала ультрапатриотическая «Любэ» говорят, было не протолкнуться. Такие предпочтения.

Ситуацию с проблемой просвещения русскоязычных зрителей мог бы выручить синхронный перевод более-менее современных постановок, пригодных для интернационального просмотра. Но, после капительного ремонта в театре оказались такие же унылые, как и прежде и даже еще более страшные, кричаще алые деревянные кресла, по «рупь – штука».

Минкультуры заказал современные кресла с встроенной техникой для перевода, но шустрый парень поставщик (мой сосед – сейчас катается на джипе стоимостью миллиона за два) обставил и театр, и его министерство, пригнав дешевые стулья по цене кресел с синхронным переводом. Все видели подлог и даже рассказали мне. Но масштабы воровства на капремонте, вероятно, были такими, что это были невинные шалости на пару миллионов. А миллионы там исчислялись двумя нулями. Министр попросил сотрудников аккуратно связаться с производителем и узнать настоящую цену кресел. Выяснилось завышение раза в три. Умножаем на 800 мест театрального зала и выводим стоимость нового лендкрузера.

Я не министр (промолчавший об уголовном казусе) не прокурор, не следственное управление, я просто какой-то ящик Пандоры, куда все стараются вывалить свои жалобы и обиды. Ну что же, слушаю, хмыкаю и жду, когда же, как учат буддийские монахи, «созреет карма» у соседа и у многих тех, про кого приходится узнавать подробности личной и партийной жизни, тянущие на кровавый детектив. Я им не судья. Их жены, дети, родители, почивающие на тех деньгах – должны быть главными участниками процесса, потому что сюжет их жизни заворачивает в ту или иную сторону в зависимости от ворованных денег, подлогов, лжи и прочих сопутствующих «успеху» обстоятельств. Мои гости, иностранцы, увидев во дворе, как въезжает угрожающих размеров внедорожник, заработанный на креслах театра, засмеялись невольно и спросили: «Что это? Кто-то занимается ралли Тува-Дакар?» Я сказала: «Нуу, у нас такие дороги и такие амбиции у тувинских мужчин, что 500 метров от дома до работы надо на таком бронетранспортере преодолевать».

Охранники, жесткие кресла, отсутствие синхронного перевода, жуткие бирюзовые пластиковые потолки над фальшью канделябров, осыпающаяся штукатурка. Последствия «евроремонта» из некачественного материала – такова изнанка театрального организма. А изнутри? Актерам объявили о смене статуса на «Национальный», что повлечет повышение зарплаты на 50%, и они радостно запрыгали на сцене, как дети. Зал тоже почти прослезился. Все-таки получать 7,5 тыс. рублей вместо прежних 5 тысяч актерам намного приятнее. Но директорские или главнорежиссерские 50 тыс. рублей, увеличивающиеся до 75 тыс. руб. не есть хорошо. Поэтому артистическому профсоюзу, вероятно, придется немного повоевать со своей администрацией, чтобы упорядочить выплаты, направив их на выравнивание, ведь актеры получают в 10 раз меньше своих руководителей. Может и министерству культуры необходимо вмешаться, чтобы установить «потолок». Те, кто уже получает свыше 25 тыс. руб. не имеют права на 50%-ое повышение, а молодые актеры и их не остепененные коллеги, наконец-то перестанут стесняться, озвучивая стоимость своего сценического труда. Эти расходы, по словам главы республики, потребуют дополнительных расходов в 10 млн. руб., правительство обещало их изыскать под аплодисменты артистов и зрителей. Сложим пальцы вместе, чтобы не сглазить, только бы не сложилась опять пропорция: 7,5 актерских против 75 тыс. руб. директорских.

76-й сезон и 75-летие театра открыли сборным концертом, несбалансированным как по качеству звука, так и сюжета. От монгольских мелодий, иллюстрирующих фрагменты тувинской классики, передергивало не только зрителей, профессиональных музыкантов. Но и бабушек. Звук бил по ушам. Называть и обижать никого не хочется, мало найдется энтузиастов, способных изображать радость и оптимизм за зарплату в 5 тыс. руб. всю жизнь. Хотя так и напрашивается идея о реанимации некоего Худсовета, не совсем советского образца, но все же, принимающего спектакли и оценивающего уровень концертных программ повсеместно и в театре и в филармонии, и особенно в Доме народного творчества.

Театр показывал куски студенческих этюдов, беспощадно громко делился репертуаром ресторанных шансонов, засмотренные до глазных дыр номера не вселяли уверенности в том, что это удачная заявка на новый сезон. Анонс творческого года хотелось бы видеть высокохудожественным. Небрежность и простота нравов сельского клуба проскальзывает с опасной частотой на сцене теперь уже Национального театра. И это плохой симптом. Если бы преподаватели Гнесинки и петербургской театральной Академии видели иные выходы своих питомцев, то не ограничились бы словесными замечаниями, а может даже поколотили бы крепкими руками мастеров, чтобы неповадно было так ронять профессиональный уровень.

Я не театральный критик, я люблю театр, скучаю по умным постановкам. Мне не хватает знаменитой «Вестсайдской истории» в постановке Альберта Хомушку и калмыцкого композитора Манжиева, «Самоубийцы» по Н.Эрдману в постановке Марины Сарыг. Эти спектакли мелькнули и сразу же пропали. Несмотря на статус «музыкально-драматического» и бесспорно музыкальную природную одаренность и подготовку тувинских актеров, мюзиклов у нас нет. Театр перегружен пафосом. И мне очень жаль, что молодые актеры приходят такими красивыми, озорными, искрящими и стареют на наших глазах в пыльных декорациях, не востребованные и не используемые на 100% своего таланта.

Мне не понять репертуарной политики (если она вообще есть) и предпочтений режиссеров (особенно главного), мне совсем неинтересно ходить в это здание, потому что там уже пробилась колея, она называется не творчество, а ремесло. И мне было стыдно, например, когда за юбилейное театрализованное представление «Кызыл кош» (Красный обоз) о помощи ТНР в годы войны СССР вдруг вручили награду не автору постановки – Марине Сарыг, а совсем другому лицу. Я знаю, что это была ее работа, потому что в числе прочего использовались материалы, опубликованные мной в СМИ из рабочих тетрадей премьер-министра Тувы военного времени. Но когда я раскрыла ладони для аплодисментов за государственную награду, вдруг объявили совсем другую фамилию. «Ладно, в правительстве какая-то путаница произошла, пусть буду не я. В театре все знают, что это ошибка и кто автор», – отмахнулась режиссер. По-моему это называется по-другому. Плохим словом. Воровство, например. И если в театре все молчат о подмене фамилий, труда и наград, можно представить, на какое глубокое молчание способны актеры в других ситуациях. Я им очень сочувствую.

В тувинском театре не распивают спиртные напитки (по крайней мере, публично), не тырят по карманам, не бывало случая, чтобы его пытались поджечь (тьфу-тьфу-тьфу) или взорвать. Сюда даже несчастные люди – бомжи не заглядывают. Стесняются. И вдруг вооруженная охрана. Разодетая, как в зоне боевых действий. От кого? От чего? От пенсионерок, любительниц «Хайыраан бот»? От школьников, пришедших классом на кукольный спектакль? Зрители курят и торгуют марихуаной в зале? Угрожают жизни актеров? Зачем превращать «храм» в «зону»? Это неприятно для глаза. Это непригодно для психики. Для «встречи с прекрасным». Может, и просачивались в театр безбилетники раньше, ну наносили ущерб на десяток билетов за месяц, на 2 тыс. руб. Но ведь содержание двух охранников явно стоит намного дороже. Хорошо если 40 тыс. в месяц. Где экономия? Какой расчет? Это все равно, что в ночном баре держать ясли для детей. В дыму и в грохоте. Для воспитания подрастающего поколения, например. Такой же несообразный ни с чем тандем «вооруженные охранники и театр». Они явно не друзья и не попутчики по жизни. При мне мающийся от безделья охранник «пас» дедушку с бабушкой, которым внучка долго несла билеты. Он не давал им сдвинуться на сантиметр от двери. Почти «шаг влево, шаг вправо – расстрел». Это было грандиозное и бессмысленное унижение пожилых людей.

Я не люблю такой театр. И не знаю, кому он нравится такой. Директору очевидно. Художнику, между прочим. Как бы интеллигенции. Не из бывших же конвойных войск человек пришел в театр, сняв погоны. Может, теперь зрителям в театре надо не аплодировать, а рявкать: «Здравжелаемтоварищиартисты!»?

С. Монгуш
livejournal.com