Земля внизу напоминала географическую карту, словно какой-то добрый учитель географии медленно поворачивал плоскообьёмный глобус. Истребитель ЛаГГ-3 быстро набирал высоту. Николай Кудрявцев любил эти минуты. Внизу оставалась жаркая земля, трогательные травинки, завихренные воздушным потоком от винта взлетающего самолёта, а сверху на машину медленно опрокидывался холодный, голубой купол неба.
Но шла война, и земля была изрыта окопами и воронками, а в высокой синеве неба крался вражеский самолёт-разведчик, чтобы по своим следам, спроектированным на землю в виде фотокарт, навести бронированные кулаки танковых батальонов в наиболее уязвимые места нашей обороны.
Справа, на фоне беспорядочного нагромождения кучевых облаков, Николай увидел нерезкую чёрточку. Скорее всего, это был он – немецкий разведчик, на перехват которого и был поднят лётчик-истребитель Кудрявцев. Николай глубже втиснулся в сиденье и впился глазами в нарастающий силуэт.
Вот уже виден двойной стабилизатор вражеского самолёта – это Ме-110, двухмоторная высотная вражеская машина, маневренная и хорошо вооружённая. Лейтенант Кудрявцев связался по радио с командованием своего полка и получил подтверждение на уничтожение врага. Вот уже видны пятна камуфляжа и намалёванная волчья голова на поджаром, удлинённом корпусе вражеского самолёта. Да, это был он – знаменитый воздушный разведчик-ас, как говорили, какой-то барон, имевший на счету несколько сбитых советских самолётов и прозванный за умение выкручиваться из критических ситуаций «оборотнем».
Николай увидел, как беспокойно повёл стволом пулемёта немецкий стрелок и поймал в перекрестие прицела прозрачную кабину «мессершмитта». Тень от облака упала сверху. «К тому же далековато», – подумал лейтенант, – «надо бить наверняка». Он увёл истребитель вниз, на кромку облачности, и вдруг выскочил совсем рядом с «мессером». Это Николай, увлекающийся охотой, называл «бить навскидку». Оба самолёта тем временем вынеслись из облачности. Солнце залило светом плоскости машин. Кудрявцев приник к прицелу. Но что это? Силуэт «мессера» стал нечётким и раздвоился.
Растерявшись, Николай дольше обычного «завис» в зоне обстрела вражеского пулемёта. Словно палкой провели по частоколу, и на плексе кабины появились звездообразные трещины. Николай крутнул свой «ястребок», но пробитый двигатель заглох, и лейтенант увидел, как вокруг него словно закрутилось пёстрое лоскутное одеяло. «Я сбит, машина в штопоре», – мелькнула горькая мысль.
Схватившись за ручку управления, лётчик пытался как-то упорядочить падение поражённой машины, чтобы спастись самому. Наконец на какое-то мгновение ему это удалось, он сдвинул фонарь кабины и вскоре шёлковый купол парашюта заколыхался над ним. Увлёкшись воздушной охотой, Николай на время потерял «привязку по местности» и теперь пытался сориентироваться. Вот та обгорелая роща, которую огибает голубая лента ручья – уже передовая! Но предательский ветер нёс парашютиста к врагам.
Вскоре под сапогами зашуршали высокие стебли камыша, и Николай ударился спиной о кочки. Он вскочил и стал отстёгивать парашют, но с удивлением увидел, что бок гимнастёрки весь выпачкан кровью – в горячке боя лейтенант не заметил, что ранен. Охватывала непреодолимая слабость, он вынужден был присесть на кочку и потянулся к воде, но в глазах потемнело...
– Господин лейтенант, господин лейтенант! – настойчиво раздавалось над его ухом. Кудрявцев открыл глаза. Его мутило от запаха дыма незнакомых сигарет. Перед ним сидел за штабным столом немецкий офицер в форме люфтваффе, на удлинённом худощавом лице его мерцали серые глубоко посаженные глаза, густые светлые как спелый ковыль волосы контрастировали с загоревшим до черноты лицом. В уголках острых глаз – глубокие, не по возрасту, морщинки.
– Как вас зовут, господин лейтенант? С вами желает говорить капитан люфтваффе, князь Уго фон Турн унд Таксис! – склонился над сидящим Николаем переводчик. Советский лётчик представился и усилием воли сосредоточился – его донимала слабость, хотя рана была туго перебинтована.
– Господин капитан – тот лётчик, с которым вы встретились в последнем воздушном бою, который закончился для вас, э-э-э, не совсем удачно. Господин князь отмечает ваше мужество и мастерство, и он хотел бы знать, чем вы объясняете своё поражение? Не заметили ли вы в течение поединка чего-либо необычного?
Кудрявцев смотрел и слушал в изумлении. Наступила длительная пауза. Чего хочет от него этот воздушный волк? Так он же высотный разведчик – вот откуда у него этот почти тропический загар! На высоте ультрафиолетовое излучение более острое, чем на малых высотах.
– Нет, – наконец ответил он, – что же может быть необычного? Просто я неудачно выбрал позицию для стрельбы, и ваш стрелок успел послать очередь первым.
Капитан Уго откинулся на спинку кресла, на лице его появилось самодовольное выражение. Он сразу утратил интерес к допросу и чуть заметно кивнул конвоирам. Николая грубо толкнули в плечо. «Ну, вот и всё», – устало подумал он и встал, стараясь держаться с достоинством.
Его провели мимо штабного здания, ощетинившегося стволами зениток и тщательно укрытого маскировочными сетями. Вот и поле, за ним – опушка. Николай глянул на небо, покрытое разорванной облачностью. Откуда-то донёсся ровный гул, и вдруг из-за опушки вынырнули несколько теней – это штурмовики Ил-2 шли на здание штаба на бреющем полёте. Застучали очереди автоматических пушек со штурмовиков, посыпались кассетные бомбы. Унтер-офицер, командовавший конвоем, растерялся. Он вскинул винтовку по направлению атакующих самолётов – и тут же рухнул, пробитый осколками.
Дальнейшее Кудрявцев помнил плохо... Он спрятался в лесу, а ночью пошёл на восток. Надежда на спасение придала ему сил. Трое суток он пробирался лесами и болотами, тщательно обходя вражеские посты и забываясь порой тревожным, горячечным сном. Один раз немецкий патруль прошёл от затаившегося лейтенанта так близко, что ему казалось, что его видят и сейчас последует команда «встать». Он даже сам хотел подняться во весь рост и принять смерть с достоинством, но выдержка победила. И вот однажды на рассвете бойцы передового советского подразделения увидели исхудавшего, небритого человека в рваной лётной форме...
Выздоравливающий ранбольной сидел на берегу пруда, около которого располагался госпиталь. Кудрявцев с завистью глядел на резвящихся над водой стрекоз. У него было время для воспоминаний последних событий. По-прежнему ему казалось странным вопросы, которые задавал ему воздушный пират, известный теперь уже и среди советских лётчиков «несбиваемый» ас Уго фон Турн унд Таксис. Непостижимым образом он уходил каждый раз от преследования, искусно маневрировал, и пулемётные очереди пропарывали пустой воздух...
От невесёлых мыслей его отвлекла сценка из мира природы, разыгравшаяся над гладью пруда. Небольшой сокол-чеглок, загнездившийся в роще неподалёку, охотился на стрекозу. Он молниеносно атаковал блестящую стрекозу, но промахнулся... Набрал высоту и повторил нападение. И снова промах! Стрекоза будто купалась в солнечном свете, упиваясь неуязвимостью.
Почему-то перед мысленным взором Кудрявцева возникло лицо капитана Уго фон Турна, необъяснимый интерес в его глазах к разборке воздушного боя... В это время на солнце набежало облачко, гладь пруда потемнела... Соколок спикировал в очередной раз на стрекозу и унёс её в лапках с торжествующим клёкотом. Николай даже вскочил, провожая взглядом воздушного охотника. Ему пришла в голову идея, правильность которой предстояло проверить на деле, в бою.
И вот он снова в родной части. Кудрявцев летает на задания, кружится в горячей круговерти воздушного боя, но всё это время его не покидает мысль о его «знакомом», капитане люфтваффе Уго фон Турне... И вот в части тревога. С юго-запада идёт на разведку переправы самолёт-разведчик врага, тип – Ме-110. Майор Марчук принимает решение послать на перехват лучшее звено истребителей. Во взгляде Николая немая просьба. Но командир отводит глаза – всем памятна неудача лейтенанта Кудрявцева в поединке с фашистским ассом. Тогда лейтенант просит майора о разговоре наедине...
И вот снова всё, как тогда. Ровно и мощно гудит мотор рвущегося ввысь истребителя. Николай ищет глазами знакомый силуэт. Минута за минутой течёт время, сжигается драгоценное горючее, так нужное для воздушного боя. Неожиданно Николай видит бледные в солнечном свете следы пулемётных трасс, промелькнувшие над левым крылом.
Он до отказа поворачивает голову и выше и правее видит знакомый поджарый силуэт в пятнах камуфляжа. Ура! Знакомая волчья голова, намалёванная на корпусе! Лейтенант уверенно уходит из-под огня носовых пулемётов «мессера» и, вырвав истребитель вверх, занимает позицию для атаки. Но вот оно, это необъяснимое явление, чуть не стоившее жизни лейтенанту в прошлом бою! Силуэт «мессершмитта» стал словно размываться, раздваиваться! Но Николай начеку, он уводит свой истребитель из зоны досягаемости, но и вражеский самолёт становится недосягаемым для его огня.
На солнце надвинулось облако. Кудрявцев не спускал глаз с самолёта. И вдруг самолёт словно резко сместился влево и обрёл прежние чёткие очертания. Всё стало ясно советскому лётчику – самолёт врага был покрыт специальным составом, который при попадании на него солнечного света давал рефлекторное изображение самолёта в другой плоскости.
Николай выжал сектор газа – теперь он знал, какую брать поправку при стрельбе по «оборотню». Снова впереди стал вырастать хищный силуэт вражеского разведчика. Ещё несколько секунд, и немецкий стрелок, охраняющий заднюю полусферу, откроет огонь! Лейтенант прицеливается левее и жмёт гашетку. Истребитель вздрагивает от пулемётной очереди, Кудрявцев резко меняет курс и набирает высоту.
Повторной атаки не требуется! Он видит дымный след теряющего высоту воздушного шпиона. Не утерпев, Николай на остатках горючего закладывает широкий победный вираж! Да, самолёт противника явно сбит, он падает, потеряв управление, в наш тыл... Таков был конец воздушного шпиона, прозванного за коварство и временную неуязвимость «оборотнем».
После войны уроженец Сибири Николай Павлович Кудрявцев вернулся в Туву, в родной Пий-Хемский район. Там он работал до пенсии на разных должностях – был и завгаром, и механиком, и заведующим током, везде проявив себя как скромный, исполнительный работник. Человек интересной фронтовой судьбы, он крайне редко любил вспоминать военные годы, считая более естественным и интересным для себя мирные годы спокойного труда и быта.
В. Хомяк
Гостей: 21
Пользователей: 0
risk-inform.ru
