В очаге противостояния

Политический навигатор по Туве (воспоминания о нулевых годах)

Продолжение. Начало в №3.

Во-первых, приношу извинения тувинским родственникам Бориса Мышлявцева. Как он сообщил, Борис по-прежнему любит Туву, жену, сына и тувинских родственников. ОАО «Тываэнерго» в лице сотрудницы пресс-службы Евгении Саблиной настаивает на том, что они не размещали рекламу на «Тува-онлайн» за деньги, действительно, как это возможно, бедствующая, нищая организация вдруг станет за деньги размещать рекламу у доброй, бескорыстной «Тува-онлайн»? Только бесплатно. Так что все Дома инвалидов, все приюты, другие, нуждающиеся в поддержке организации, молодые таланты и пожилые люди, которым нужна помощь, обращайтесь на «Тува-онлайн» за бесплатной рекламой и состраданием, вам тут будут рады!

Вспомнился Веледеев. Был такой помятый партийный деятель. Его назначили руководить Канцелярией правительства, и мне пришлось разговаривать с ним в очень смешных обстоятельствах, достойных абсурдиста Беккета. У минкультуры погибало приглашение в фотоэкспедицию по Турции международной общественной организации тюркских народов «Тюрксой» для фотографа. Если никого не будет, сокращаются и другие программы для театра, музыкантов, художников республики, уже возвращавшихся оттуда с наградами, несмотря на препоны ФCБ, всячески запрещающего контакты тувинцев с турками и выезд на мероприятия «Тюрксоя» (как мне с ужасом шептали в минкультуре).

Кстати, все остальные тюркоязычные республики: Якутия, Татарстан, Башкортостан, Хакасия, как оказалось, не имеют никаких проблем при сотрудничестве с «Тюрксоем». Туда приезжают и министры, и главы этих регионов. А нам – нельзя. Бог его знает, почему. Вероятно, есть опасения, что тувинцы захватят Босфор и Дарданеллы, вызвав мировой скандал. Или, что турки начнут заселять тоджинскую непроходимую тайгу и безводные степи Овюра, чтобы пооткрывать там свои морские пляжи. Во всяком случае, контакты с «Тюрксоем» у нас причисляют почти к государственной измене. В марте ФСБ снова не рекомендовало туда поездку кинематографистов. И никто не поехал. А в мае 2009 года при самых благоприятствующих условиях молчания ФСБ, оплата билета Кызыл-Москва-Стамбул и обратно, суточные и командировочные и уже готовое постановление правительства на имя знатного тюрка Виталия Шайфулина, кандидат – фотограф правительства оказался не готов, у христианского пастора не было или оказался просрочен загранпаспорт. Другой кандидат, тоже фотограф уже бывшего правительства, уже ездивший к нашим европейским родственникам тюркам Шолбан Биче-оол от предложения отказался сам, потому что ему, естественно, никто не оплачивал, как раньше, проезд. Он рассказал мне, что там будет происходить и по рекомендации министерства культуры поехала я, изрядно потрепав нервы и без того мятому и мутному г-ну начальнику Канцелярии Веледееву.

Не то что оплатить билеты, как коренному тюрку Шайфулину, а даже заикаться о поездке мне запретили. Тот товарищ был грата, я нон-грата. Это был очень удобный повод уволить меня и полтора месяца до поездки меня прессовали, с требованием написать заявление о добровольном уходе и тогда бы мне выплатили отпускные и на них бы я поехала в фотоэкспедицию. Но сначала об увольнении, тогда отпускные. На мое место уже приглядели управляемых сотрудников и даже уже пообещали коллеге мой стол и компьютер, и никак не могли понять, почему же я радостно не уволюсь. Я требовала сначала отпускных, потом, по возращении, расчет и увольнение. Отпуск не положен, надо отработать 12 месяцев и ни днем меньше, врал (не на голубом, черном глазу) замначальника Канцелярии, бывший глава избиркома республики, юрист, между прочим, и время от времени канючил: ну напишите об увольнении... Перед ним «поставили задачу» избавиться от меня, а он никак не справлялся и мучался, это же не голоса пририсовывать и подбрасывать в урны. Он даже прибегал к детской хитрости и вызывал меня в кабинет радостным звонком – ну все, подпишите новое заявление, мы вам даже билеты оплатим, пишите на отпуск. А когда я приходила, начиналось опять заламывание «с последующим увольнением и датой сейчас». Опережая события, скажу, что я пошла к главе правительства и меня отпустили согласно закону в положенный, но неоплачиваемый отпуск.

Но до этого, вплоть до дня выезда, пришлось произносить реплики из складывающейся на ходу пьесы абсурда, составляемой главой Канцелярии и моими коллегами. Я не знаю, где сейчас пьющий и странный человек по фамилии Веледеев, он был и сгинул бесцветной партийной молью на кадровых просторах Единой России. Впрочем, кроме бутылки он, говорят, любил восточных женщин и с какой-то подружкой монголкой успешно проводил время, пребывая на больничном или в командировках. Полгода руководил нами по телефону, изредка приезжая жить в съемную квартиру (так, видимо, по всей стране, партхозактив работает вахтовым методом, это не было тувинское ноу-хау, нам его, дяденьку-варяга, навязали).

Итак, наше общение. Я, рядовой начальник отдела пресс-службы, захожу в кабинет большого начальника всея канцелярии, здороваюсь и кладу заявление о желании получить резолюцию на свое заявление об отпуске: резолюция – или... Он требует, чтобы я вышла и, когда запишусь на прием, меня вызовут. «Вы так редко бываете на работе, что я боюсь, мы больше не встретимся», – не соглашаюсь я. Потом он делает вид, что не знает, кто я. Приходится напомнить, что проработав полгода в Туве, он до сих пор не знает всего лишь пять подчиненных сотрудников пресс-службы и это очень странно... Я – представляюсь. Он вдруг осведомляется, зачем мне отпуск, если у меня много детей и мне явно не хватает денег. Пять минут назад не знал, кто я, но вдруг прозрел, что у меня даже есть дети. Пришлось осадить его, что педиатр высшей категории – отец детей, отлично справляется со своими родительскими обязанностями, а про деньги: «Это не ваша забота. У меня есть богатый любовник и я еду к нему провести время у моря», – отвечаю я в той же хамской тональности допросов 37 года, которую щедро используют новые партийные деятели. Дяденька растерян, его не проинструктировали, как дальше действовать и ему нужна помощь суфлеров. Он отсылает меня, но я не выхожу, пока не получаю заверения, что через 15 минут мы снова встретимся. У меня такси к самолету через три часа и два билета на рейс Абакан-Москва-Стамбул, купленные на свои деньги.

Канцелярия избрала тактику: все равно я уеду (билеты не сдать) и буду уволена за прогулы. Поэтому надо просто потянуть время (не кота) за хвост. Мне же было необходимо успеть отдать заявление в прокуратуру о том, что меня вынуждают совершить прогулы, не накладывая резолюцию. 15 минут прошли. Новая встреча, новые лица. Их уже трое: бывший глава избиркома, тертый в выборных передрягах еще с бывшего состава правительства Шолбан Чыргал-оолович Монгуш и тетенька (на самом деле, младше меня лет на 10, но по духу и виду тетенька), два тувинца и варяг. В три голоса они мне впаривают, что я не имею права на отпуск (уже все управляемые побывали в отпуске и даже с оплатой проезда всей семье по северным льготам), а мне нельзя, надо 12 месяцев отработать (я работаю 3-й год, не первый месяц).

«Кок борулерден доора дыр силер эле, тывалар. Оода-ла силер канчап ыятпайн ынчаар мегелеп олурар силер», – произношу я. И тут тетенька-девушка начальник отдела кадров Наталья Маадыр-ооловна голосом школьной ябеды переводит: «Она обзывает нас серыми волками!» «Не всех, а именно вас – тувинцев, – уточняю я, – это народная поговорка». Веледеев вдруг вспомнил, как надо действовать, в нем проснулся старый комсомольский активист и Большой брат: «Не сметь говорить тут по-тувински! У нас государственный язык – русский!!!» «А вы прочитайте Конституцию республики, в которой полгода работаете, – вставляю я, – ее никто не отменял. У нас два языка делопроизводства и оба имеют равные права». «Ах вот как! Национализм тут сеете!!! Ну-ну, мы сейчас милицию вызовем!» – шпарит он текст вообще из другой исторической роли и времени.

Это были времена, когда глава канцелярии физически и функционально отсутствовал, поэтому советница Дина в обход его пыталась командовать этим утлым суденышком. Канцелярия была придумана в период президентства прежнего главы республики еще одним юристом, ныне депутатом Дандаром Ооржаком для проведения в обход закона выборных расходов. И тогдашний парламент безуспешно пытался провалить его финансирование и упразднить этот административный аппендикс, содержание которого обходилось не меньше, чем всего аппарата правительства. Можно вспомнить, какие бывали показушные голодовки с реалити-шоу и прочие канцелярские «проекты». В общем, дальше даже неинтересно. И люди были скучные, как промокашки, и события тоскливые, как мертвый час в больнице. Вспомнила я этого деятеля, потому что повторилась такая же история. Мне досталась роль плохой, «злой девочки», а умные «взрослые» пытались поставить меня в угол.

В середине августа в Кызыл приехала группа бывших новосибирских журналистов (бывших, потому что люди, ушедшие в пресс-службы, это уже не журналисты), в общем, приехали с функциями Старшего брата от полпреда по Сибири. Сейчас уже бывший Анатолий Квашнин в Туве прославился тем, что вынудил всех чиновников наших снять портреты Его Святейшества Далай-ламы, как сепаратиста, и все послушно спрятали их в столы и шкафы, как будто живут в оккупированном Тибете и теперь тихо молятся, видимо, прямо в выдвижные ящики стола или в шкафы с пиджаками. Там где-то Его Святейшество у них висит. Партия партией, но не будешь же всерьез биться лбом единоросовскому символу – медведю, чиновники все равно молятся тайком буддийским божествам. Но трусливо, с оглядкой. Хотя расстрел за это никому не грозит. Ведь висят же у православных министров и премьеров лики святых угодников в кабинетах. И ничего. Бог с ними.

Итак, в Кызыл приехала команда по ликвидации безграмотности, два дня ела, отдыхала и учила журналистов, как писать, снимать и что говорить в эфире. Меня от этого дела (я подрабатывала летом в предвыборных «Известиях Тувы» фотографом) грамотно отсекли силами той же «моей канцелярии», там опять пыталась заправлять Дина, выходя за рамки своей советнической деятельности. Будучи знакома с фотографом из группы и заранее согласовав с ним, что буду следовать с ними, я все же побывала везде, куда водили гостей-наставников. Удобнее в праздничные дни попасть на Хуреш без лишних объяснений и в зал скифского золота в музей, на конкурс красоты и к шаманам. Журналисты от полпреда оказались грамотными. Проведя анализ местных СМИ, и пообщавшись с теми, кого советница Дина Оюн допустила к «высоким гостям», они сделали очень верные замечания. Главный диагноз – очень много в газетах негатива. Особенно в «Плюс Информ». Разрушительный образ Тувы формируется самими газетчиками. Причина, как мне кажется, в лени. Быстро и дешево перепечатываются подготовленные пресс-службами суда, прокуратуры заключения по уголовным делам, сводка МВД РТ без всяких приложений сил, без анализа и комментариев размещается так, что вместо «Плюс Информ» давно можно называться «Плюс криминал» или «Плюс реклама». «Олеська хочет в следственное управление перебраться, в пресс-службу, поэтому так старается», – откровенничают со мной в редакции на недоумение, зачем превращать газету в бесплатный орган печати судопроизводства.

Для нормального журналиста достаточно одной криминальной истории, чтобы на ее примере, встретившись с жертвой, преступником, следователем или судьей, на конкретном примере дать анализ, интересный читателям и полезный обществу, вместо еженедельного тупого перечисления канцелярским языком, что некто Н зарезал некоего М, а С ограбил В. Но это требует усилий, поэтому складывается симбиоз «журналист+пресс-служба». Первый получает гонорар за чужой служебный материал, не прикладывая никаких усилий, кроме дополнения в конце текста «По материалам такого-то органа». А второй получает на работе зарплату, за экономию средств (бесплатно втюхивать информацию о сугубо ведомственных делах) и грамотный пиар. Почему-то наши газетки не публикуют из номера в номер, сколько больных поступило в больницу с таким-то диагнозом, сколько пациентов принял Дом ветеранов или Детдом. А ведь, по сути, это такая же статистическая информация.

Стены в редакциях увешаны почетными грамотами от ведомств, министерств. Там почти нет профессиональных наград. Я знаю, что только в «Центре Азии» много свидетельств признания журналистским сообществом достижений газеты.

В «Плюс информе» единственной федеральной наградой остается грамота от Фонда защиты гласности и Сахаровского фонда за мою публикацию про расстрелянных в армии тувинских призывников. Все остальное, похоже на то, как если бы председатель аукционной комиссии вывесил у себя расписки за «откаты». Главные редакторы даже не задумываются, насколько это компрометировало бы их, работай они в другой стране или при другом режиме.

В корпоративную этику журналистов всего мира входит запрет на получение любых знаков внимания и благодарности от любых субъектов, включая даже билеты в театр, счета за обед, книги, диски, тем более награды от какого-либо министерства или ведомства. Это называется подкупом и за это СМИ лишается лицензии, а журналисты – права заниматься профессиональной деятельностью. Но у нас (и в стране тоже, за исключением нескольких СМИ) сложилась в последние годы практика работы не на читателя, а на себя. Редакции составляют договор об информационном партнерстве и без права вмешиваться в текст, печатают все, что им приносит заказчик. Но при этом часто забывают указывать одно существенное примечание «На правах рекламы». Будь эти три слова обязательными, никто бы не обманывался, читая политические новости. Ведь если нет этой сноски, бедный читатель верит любой пиар-кампании, которую ему будут предлагать под видом новостей.

«Требования «Плюс Информа» возросли до 60 тыс. рублей», – жаловался мне председатель местного Союза журналистов. Но он переживал не за честь Союза и не за читателей, а как начальник Информационного управления Верховного Хурала за расход денег, потому что сейчас у него две головы. Я не представляю, чтобы председатель Союза журналистов России г-н Богданов возглавлял одновременно пресс-службу Госдумы – это раз, все-таки, Хурал – это хоть и народная, но ветвь власти. А журналисты – независимый от любой власти Союз. Во-вторых, я не могу разделять переживаний бывшего коллеги Хеймер-оола Ооржака, потому что газеты обязаны информировать нас о действиях любой ветви власти, без всяких условий оплаты и подозрительных сношений. И это не спорный вопрос стоимости информации, а конституционные гарантии, соблюдение которых надо добиваться. Не плакаться на шантаж, а заставлять СМИ волей и правом председателя Союза журналистов, бесплатно и объективно информировать население о том, что ему готовят разные ветви власти.

Лидер журналистов обидится на меня еще больше, потому что он, как и большинство добравшихся до каких-нибудь кресел уверен, что оно ему клянется в вечной привязанности, как Татьяна Ларина Онегину: «То воля неба – я твоЁ». Да, господа, ваше. С одним «но», депутатское на срок полномочий, а кресло Союза журналистов – только на тот период, пока это не противоречит Уставу Союза. Председатель журналистов Тувы незаконно сидит на двух креслах, одновременно являясь начальником пресс-службы парламента республики и оправдываясь, что это якобы «творческая работа». Если закрывать глаза из страха обидеть «хорошего человека» или испортить отношения, а «он мне еще пригодится», будем получать то, что имеем: нечитабельные газеты, полные ужасов или пустых рекламных сообщений, потому что кто-то хочет попасть куда-то на работу, а кто-то получает деньги за «информационное сотрудничество», а читатель тут вообще ни при чем. Кроме маленького нюанса: непонятно, зачем тогда он тратит 20 рублей каждую неделю.

Семинар, проведенный новосибирскими журналистами, так и остался показательным. Показали и все. У нас свои нормативы. Выдаешь на-гора 5 страниц криминала, урааа! Мы все еще питаемся живописанием сцен убийств, разбоев и насилия, почти нет репортажей из зала суда, из мест лишения свободы, чтобы была хотя бы какая-то логическая точка и спасение от трэша. Кстати, кроме недоумения текстом Ирины Качан про бунт тувинских зеков в Ангарске, в котором автор кудахчет риторическими вопросами, остался по настоящему большой вопрос. Каким образом ветеран МВД, человек, всю жизнь занимавший пост главного надзирателя за тувинскими тюрьмами, стал главным правозащитником именно по правам заключенных?

Как сообщили в последующей публикации «Плюс Информа», месяц спустя после ЧП, наконец-то собрался выехать в колонию. Это даже не смешно. Это показывает уровень грамотности тех людей, кто его утверждал (говорят, что Канцелярия правительства и парламент) и полное отсутствие гражданского общества. Это немыслимо ни в каком сюжете театра абсурда.

Не имею лично ничего против уполномоченного по защите прав заключенных г-на Узума, помню, мы были милыми дачными соседями, возле своих грядок это был добрый дедушка-сосед, но я не понимаю тех поднятых рук депутатов и тех подписанных рекомендаций, в которых с ног на голову ставится принцип независимости и объективности, общественного контроля за действиями власти. Каким образом, минуя мнение общества, Канцелярией был утвержден бывший глава УФСИН, человек, просто не имеющий права в силу существующих требований к правозащитным организациям, занимать должность главного защитника прав заключенных? Это результат. Если газеты работают на проданные за 60 000 руб. полосы, если журналист, став чиновником, не в силах расстаться с постом председателя журналистов и считает, что «третья власть» не противоречит «четвертой», а наоборот, должна слиться в экстазе, вопрос снимается. Тогда результат очевиден. Тогда можно пойти еще дальше.

Как оказалось, новосибирскую команду, присланную в поддержку местных журналистов, возглавлял человек, представившийся мне офицером ФСБ. «В 90-х у вас были волнения, убивали русских», – заявил кто-то из этой группы, когда мы стояли на берегу Енисея, наблюдая за «Праздником войлока». Я назвала это большим п***ом и операцией спецслужб по предотвращению выхода Тувы из состава СССР, что это была планомерная дискредитация тувинцев, для ввода ОМОНа в республику, гарантия, что уже начавшийся распад страны не подхватят на этой окраине. Я также не пожалела слов и назвала бывшую коллегу Дину Оюн – советницу премьера и активную деятельницу по выдворению меня из Канцелярии, офицером КГБ. И это правда. Человек, получивший образование по направлению КГБ, как военный технический переводчик с немецкого, как она мне сама рассказывала, не может не быть офицером. В этом нет ничего зазорного. Гордись погонами и работай. Но легально.

Не надо выдумывать врагов родины из личных неприятелей и сочинять на них досье с целью личной, человеческой расправы. Я видела, как это делается, этому не учат ни в одной школе разведчиков, но этой подковерной борьбой интрижек мастерски владеет одна женщина, которая не переносит, если ей не подчиняются. Когда в пресс-службу пришла работать журналистка Елена Локоткова, первое, что ей положила на стол советник Дина Оюн, оказалось подборкой на сотрудников пресс-службы. На меня Дина собрала из интернета ссылки, в которых я упоминалась в связи с чеченскими журналистами. Вероятно, ей мерещилось, что я связана с террористами, и она внушала эту безумную мысль всем подряд.

Несколько лет назад я откликнулась на обращение чеченского коллеги Тимура Алиева, с которым мы познакомились на фестивале журналистов в Дагомысе – сейчас это пресс-секретарь президента Чечни. Он просил принять участие в заочной работе жюри из журналистов со всего мира, для оценки ксенофобских выступлений и произведений, в которых оскорбительно отзывались о чеченцах. Самое первое «Черное перо» досталось Михаилу Леонтьеву, а по нашему голосованию его получил, кажется, кинорежиссер Алексей Герман.

Помню, как еще в первые дни работы нового состава правительства и формирования пресс-службы, мы нашли у себя в кабинете брошенные рассеянной советницей Оюн листы досье на всех нас. Я сохранила этот удивительный документ, от знакомства с которым лица вытягивались у всех, кому Дина улыбалась, направляя при этом неизвестно кому пасквили на каждого из нас. Язык у документа был как в известном мультфильме: «Характер нордический. Неженат». С добавлением, какие у кого человеческие недостатки и слабые, на ее взгляд, стороны.

А на берегу Енисея после обсуждения «массовых убийств в Туве» и шуток по поводу разведчиков мы договорились встретиться у шаманов. Я просила новосибирцев не забыть взять меня, потому что госпожа офицер-советник опять сделает все, чтобы я не поехала с группой к месту проведения обряда. Так и вышло. Пока все в помещении шаманского общества слушали объяснения о шаманских атрибутах, меня внезапно вызвал «поговорить» полнеющий парень (я их путала, они все были изрядно мясистыми, лысеющими и бритоголовыми, поэтому твердо запомнила только фотографа). Вызвал меня этот НЕКТО, не запомнившийся ничем, и стал допрашивать на улице.

«А вы собственно кто? Я вот два дня езжу и не могу понять, кто вы и почему с нами?» «Я – человек,– улыбаюсь я, – что, значит, кто? Я выполняю редакционное задание и снимаю. Если председатель Союза журналистов Тувы не отъехал, вы у него спросите, кто я, он издает эту газету». (Хеймер-оола на улице уже нет. Он и до этого вынужден был время от времени глохнуть и слепнуть, чтобы на глазах у советницы не контактировать со мной.) «Я разберусь с ним, – угрожающе заявляет Большой брат из Новосибирска. – Мне не нравится, что вы с нами, и я попрошу вас удалиться» (как-то так, высокопарно и с напором. Почти Веледеев). «Я вас тоже не пойму. Я не сажусь к вам на коленки. Не лезу в вашу тарелку руками. Я вас даже не знаю». «Я руководитель группы и я запрещаю вам появляться там, где мы!» «Знаете, я не привыкла у себя дома спрашивать разрешения, где мне быть и что мне делать. Здесь вообще-то шаманы живут, а не вы». «Ну вот и приходите к ним в другое время. А сейчас здесь – мы, и я как руководитель группы против. Вы портите имидж Тувы, мне неинтересны ваши отношения с коллегой и мне неприятно, что вы находитесь с нами». «Знаете, я не объявляла про коллегу с трибуны, может, и надо. А вы подслушиваете чужие разговоры и пытаетесь указывать мне, о чем я должна говорить своим знакомым». «Я не ваш знакомый». «А я вас и не помню. Я разговаривала с другими людьми. Ну, кто вы для меня? Букашка. Извините. Я вас не заметила». «Ах, я букашка, – побагровел начальник группы, – ну тогда вы вообще не попадете сюда!», – и перегородил дверь торсом и животом (по более моего, надо сказать, а ведь я женщина). «Слушайте, не надо меня пугать, не такие пугали, можете жаловаться хоть куда, хоть кому, ваши ботиночки с красными шнурочками (мысль в голове у меня – такие шнурки носят скинхеды) меня совсем не страшат. И передать привет можете вашему Квашнину».

Тут выходит на авансцену – крыльцо – главный режиссер всего представления – Дина Ивановна, направившая его пять минут назад для моего изгнания. Сейчас ее роль красива. Она изображает оболганную невинность. «Как??? – говорит она добрым голосом «спокойнойночималыши, – Саяна могла говорить обо мне гадости? Как же так? За что?» Лицо у нее становится добро-печальным. Но грудь как-то даже неприлично вдруг плотно прижимается ко мне и тоже подпирает меня к краю крыльца. Багровый дяденька добавляет многозначительно: «Я тоже ОТТУДА, я тоже служу». «Так и вы сексот? Стучите, значит? Какие времена, почти СССР, руководителем группы журналистов назначают сексота, – говорю я, – отойди от меня, Дина, и убери из-под моего носа свои красные когти – они у тебя острые, я знаю. И не надо давить, да? Ты мне не работодатель. Не учетчик. Не табельщица, как ты раньше пыталась командовать. Запрещать мне тут стоять или не стоять никто из вас не может».

«Как печально», – не выходит из роли Дина, как будто всегда была такой спокойной, добро-печальной, не пиналась каблуками с пресс-секретарем Локотковой в кабинете и никогда в жизни не визжала на водителей. Зимой этот визг я слышала с 1 этажа через закрытые пластиковые окна на 4 этаже Белого дома: «Я вынуждена ждать вас пять минут!!! Посмотрите на часы!!! Почему не приехали вовремя!!!», – орала она на всю площадь Арата, не желая слышать никаких возражений несчастного водителя. Почему-то наша служебная пресс-службовская машина первоначально была оккупирована Диной, чтобы возить ее ребенка в детский сад, находящийся почти впритык к Белому дому, а сам ее дом вообще в 200 метрах, напротив гостиницы «Одуген». Прогуляться с ребенком за ручку – одно удовольствие, но не такова Дина, заимевшая власть, шофера и подчинение. Под советниками нет никаких подчиненных и они вынуждены бросаться на всех несубординированных. Чтобы быть полноценными руководителями, надо же кем-то командовать.

«Ну давай, я завтра тебе организую этот шаманский ритуал и ты его снимешь, если тебе так нужно», – вдруг еще более добрым голосом Веледеева, отправлявшего меня, лишь бы вышла из кабинета, заявляет Дина. Лицо у нее доброе-доброе, как положено быть опытным санитарам психбольниц. Я прошу ее оставить эту тональность для слабоумных и объяснить, почему шаманы должны по ее приказу завтра делать ритуал и по моему капризу повторять уже фальшивые действия. Во-первых, это стоит денег. Дина по виду готова заплатить и за это, лишь бы меня не было. Но я не в силах расстаться со Старшим братом, заботящимся о своих ушах.

«Он сам из этой СЛУЖБЫ». Я знаю эту реакцию. В Московской школе полит. исследований, где я училась, когда был показ фильма «Россия 66» (Бардина, игровой фильм о скинхедах) и художественный фильм «Катынь», патриоты нервно вскакивали в знак протеста и били себя в грудь «Я как офицер!» ну и т.д. Пока им было выгодно ездить бесплатно в Брюссель или в Вашингтон на семинары, эти люди забывали про свой квасной патриотизм. Молчали про погоны и службу, бодро выступали про либеральные ценности, но, вернувшись домой, признать Катынь и фашизм не могли. Потому что они родом оттуда, они такие же и аргументы у них те же. В общем, аппаратчики в погонах из бывших журналистов устали стыдить меня и хвастаться своим фсбешным происхождением. Я все-таки сняла шаманов, сев в их машину и доехав до места проведения ритуала.

Если бы я служила во внутренней разведке, я бы так не стеснялась, как они. И не таилась. Они служат Родине. Пусть служат честно и открыто. Сидит же ветеран КГБ в редакции «Плюс Информа», книги издает, довольно толковые тексты пописывает (даже защитил тувинок от бредовых репортажей в «Афише» от идиота Стогова про «поперечно-половые щели аборигенок»). Наблюдает. На политические темы отзывается. А того пузатенького ветерана органов, его коллегу-земляка из Новосибирска, который своим животом и Дининой грудью меня в углу зажимал, звали (я нашла визитку в редакции) Константин Кузьмин, он директор окружного инфоцентра «Сибирь», даже название сайта солдафонское, Sibfo.ru, аналог СибВо. Такие теперь у нас «журналисты» в погонах.

По материалам интернет публикации С. Монгуш в livejournal.com